Von der Wiege bis zur Bare,
Drei Sekunden, sieben Jahre:
Warum fliegen Motten stets ins Licht? (c)
Последние дни отчетливо отдают полузабытым детством. Вчера пили вино, неизменно-вишневое, случайно переключились на родной и привычный язык, наперебой вспоминали старых друзей в лице давно умерших Гегеля и Ницше, разносили Хайдеггера и стебали Канта. Мы уставали смеяться и переходили на перефаэлитов, Уолтера Патера с его "ренессансом", Брунеллески - "этот человек сделал Италию Италией!", на общую ненависть к Дали, на любовь к Босху, на "Божественную комедию", на цитирование "Фауста", на библию в конце концов, и снова возвращались к родному антихристианскому Ницше. Засыпая пели "O, du lieber Augustin, Augustin, Augustin, o, du lieber Augustin, alles ist hin", а больше слов из этой песни вспомнить невозможно, пытались петь йодль, смеялись, но неизбежно засыпали.
Просыпаться на рассвете от легкой солнечной лихорадки так было так же привычно, даже в какой-то степени приятно, как тогда, кажется тысячи лет назад, а на деле-то.. Выходить на кухню - босиком по утренне-холодному полу, дрожащими руками держать стакан ледяной воды, долго смотреть на то как ветер путается в занавесках, как листает страницы оставленной книги, прислушиваться к шуму на улице, вдыхать переполненный цветами и листьями весенний воздух. В памяти всплывают привычные будни - через пару минут строгий мужчина войдет в комнату, неизбежно поднимет, завтрак, а потом занятия, занятия, занятия - десятки книг, миллионы слов, все ли запомнили, повторите, фортепиано, сольфеджио, танцы, этикет, - и ни шагу за пределы дома. И сидеть в креслах в библиотеке до поздней ночи, переговариваясь едва слышно, шелестеть страницами, пить легкое вишневое вино, смеяться над Кантом, ломать голову Гегелем, испуганно-восторженно зачитываться Ницше, хранить в большой тайне свои мысли и открытия, наравне с мечтой построить свой летающий корабль, назвав именем Августа, Императора Лета. Засыпать с книгой в руках, просыпаться на рассвете от холодного ветра и легкой солнечной лихорадки..
Весь сегодняшний день ушел вслед за предыдущим. Черновики новых этюдов, фортепиано со скрипкой, Шопен на разогнаться, Моцарт на развеяться. Вечер из вина и музлитературы. Мне периодически зачитывают Блейка, мы снова смеемся. А возвращаясь к Ницше - я бы так хотел чтобы он и Блейк родились в одно время в одной стране. Уверен, тогда бы до наших дней религия не дожила.
Распахнутые настежь окна и чертовски не хочется засыпать.
..нашел старье тех же времен. наивняк, который не хотелось бы терять.
Мой дом пуст. В моем доме была чума.
Сквозь непрочные ставни зимы пели ветры -
Мы уходящим не пели.
В зыбких непрочных снах твоих
Бродят незваные духи, призраки прошлого,
Запах истлевших кошмаров.
Не спится? - тогда помолчи,
Глядя в седой догоревший закат, у нас есть еще миг,
А потом все закончится - пламя погаснет
Под серым и северным.. взглядом ли, снегом?
Не отпускай в тишину ни единого вздоха -
Те, кто ушли, всегда рады вернуться,
Всегда рады взять за руку, выпить до дна и уйти
С первым проблеском белого зимнего солнца.
Не уходи вместе с ними.
Мой дом пуст. В моем доме была чума.
Вскрыты окна, посыпаны пеплом и пылью,
На замок заперта слишком ветхая дверь.
В паутине из слов, мелодий и редких трав,
Одурманенный сном и словами песен,
Ты не бойся первого бледного света -
В моем доме пустом мы еще доживем до зари.